- Регистрация
- 12 Июн 2019
- Сообщения
- 1.862
- Репутация
- 527
- Реакции
- 1.069
Большая жизнь в большой теории Гайи
Философия Земли не ограничивается только философией. Важную роль в этих исследованиях играют, например, экология и социология. Самый яркий пример союза этих дисциплин можно найти в идеях французского социолога Бруно Латура, которые касаются интерпретации теории Гайи. Сначала разберемся, что это за теория, а затем вернемся к Латуру.Итак, создатель теории Гайи — британский ученый и эколог Джеймс Лавлок. Он утверждает, что Земля — саморегулирующаяся система. Она поддерживает жизнь благодаря сложным взаимодействиям между биосферой, атмосферой, океанами и геологическими процессами. В основе теории Лавлока лежит представление о том, что все организмы и окружающая среда на Земле образуют одну взаимозависимую систему.
Одна из ключевых идей теории Гайи звучит так: биологические процессы и геологические силы взаимодействуют друг с другом и создают условия для поддержания жизни.
Например, Лавлок утверждал, что регулярное выделение кислорода древними водорослями способствовало развитию в атмосфере озонового слоя, который защищает живые организмы от ультрафиолетовых лучей.Другая важная часть теории Гайи — это идея о том, что земная жизнь и окружающая среда образуют единую систему саморегулирования, которая позволяет поддерживать стабильность условий на Земле. Так, растения и океаны поглощают углекислый газ, который выделяется в результате дыхания и сгорания органических веществ, и тем самым помогают снизить уровень газа в атмосфере и предотвратить глобальное потепление.
Для объяснения саморегуляции Земли Лавлок в своей книге «Новацен. Грядущая эпоха сверхразума» обращается к компьютерной модели Daisyworld («Маргаритковый мир») и пишет:
В «Новацене» Лавлок использует этот и другие примеры для объяснения, почему системы жизни Земли вообще еще продолжают работать. Их работа связана не только с прошлым планеты, но и с ее будущим. По этому поводу Лавлок делает несколько прогнозов — правда, пессимистических. Он, например, опасается развития искусственного интеллекта и говорит об угрозах продолжения жизни в информационных формах.«Звезда, подобная нашему Солнцу, постепенно нагревает планету Маргариткового мира, пока та не становится теплой настолько, что вся ее поверхность заселяется одним видом — черными маргаритками. Черные маргаритки поглощают тепло, поэтому хорошо произрастают при низких температурах. Однако есть мутантные белые маргаритки, которые отражают тепло и, когда температура повышается еще больше, начинают разрастаться. Таким образом, планета охлаждается белыми маргаритками и нагревается черными. Простой цветок способен регулировать и стабилизировать окружающую среду в планетарном масштабе. <…> Увеличьте эту модель в масштабе, включив в нее всю флору и фауну Земли, и вы получите систему, которую я назвал Гайей».
Сейчас теория Гайи является общепринятой. Ее формулировки используются в документах Европейского геофизического союза. К прогнозам Лавлока внимательно прислушиваются. Однако его идея с момента появление в семидесятых годах вызвала немало споров среди ученых и исследователей. Некоторые критики говорят, что Лавлок слишком антропоцентричен. Например, он уверен в антропном принципе, который утверждает, что человек — единственное разумное существо во Вселенной. Другие критики Лавлока говорят об излишней метафоричности его теории: в ней слишком много образов и иносказаний (взять хотя бы тот же Маргаритковый мир), которые затрудняют понимание ее научной основы.
Исследовательница постгуманизма Рози Брайдотти в своей книге «Постчеловек» тоже указывает на недостатки подхода Лавлока к изучению Земли — на свойственную ему технофобию и строгое разделение природы и культуры.
Сама Брайдотти пишет, что «с подозрением относится к негативному типу сближения, который наблюдается в эпоху антропоцена между людьми и нелюдьми». Она обращается к Лавлоку с критикой, которую британский ученый не раз получал от других оппонентов. Однако для философии Земли является важной не критика, а те идеи Лавлока, которые показывают сложность планеты как организма и саморегулирующейся системы, жизнь которой — главная ценность. Именно к этому импульсу внимательного отношения к Земле и подключается именитый французский социолог, антрополог и философ Бруно Латур.Земля — больше не фон нашей истории
Благодаря Латуру идеи Лавлока стали известны и распространены не только в естественно-научной среде. Латур понимает Гайю как набор акторов, людей и нелюдей, где каждый и в каждое мгновение активно меняется, и мы — в роли и наблюдателей, и участников этого процесса — не знаем, каким будет состояние нового равновесия. В курсе «Лицом к Гайе: восемь лекций о новом климатическом режиме» Латур утверждает, что следует перестать воспринимать Землю как «декорацию» человеческой истории. «Пейзаж, обрамлявший все человеческие конфликты, теперь вступил в бой», как поэтично замечает Латур. Нам следует осознать, что Земля становится главным действующим лицом — об этом и говорит теория Гайи.Отделяя Землю от природы, Латур вводит новое понятие, которое становится одним из центральных в его исследовании, — понятие «геоистория».
Геоистория продолжает линию критики эпохи модерна, которую предложил Латур в других работах. В рамках этой критики он утверждает, что люди больше не могут противопоставлять природу и политику, науку и общество и строго разделять их на параллельные миры. По словам Латура, в своих лекциях о Гайе он «соединил науку, политику и религию, предварительно извлекая каждую из их смешения с Природой. Как ни странно, природа — слишком ограниченный глобус для геоистории, которую затрагивают эти три области».Так Латур создает картину «постнатуральной» эпохи, в которой природное и социальное не противоположны. Напротив, они связаны из-за усиления влияния человека на изменения климата, геологических и биологических процессов. Продолжая следовать идеям Лавлока, Латур определяет эти изменения через теорию Гайи, которая позволяет анализировать союзы людей и нелюдей на Земле — ведь все они существуют в рамках общей системы жизни.
Со своей стороны Латур предлагает уже упомянутое понятие геоистории, которое позволяет увидеть Землю не как пассивный объект или фон. Латур лишает нашу Землю «гладкости». Он замечает:
Эта цитата не только хорошо показывает настроение лекционного курса Латура о Гайе, но и в целом отражает отношение французского ученого к идеям «глобального» и «единого» мира: оно скептическое и порой окрашено сильной тревогой. Латур называет это «проклятием Атласа». Оно как будто «прячет» проблемы экологических кризисов и изменений Земли.«Когда мы объединяем Землю как сферу, мы помещаем геоисторию в более старый формат средневековой теологии и эпистемологии Природы XIX века. Даже знаменитый вид „голубой планеты“ может оказаться составным изображением <…> В этом, собственно, и заключается источник очарования, которое образ сферы вызывал у Платона до НАТО: сферическая форма сглаживает знание в один непрерывный и прозрачный объем, скрывающий трудную задачу сбора противоречивых данных… <…> У сферы нет истории, нет начала, нет конца, нет дыры, нет разрыва любого рода».
Земля — это состояние войны
В рамках теории Гайи Латур не только критикует положение дел в современном мире. Для геофилософии в целом является важным то, каким образом Латур обращается к Земле.Например, Латур использует такую оптику исследования, которая не сосредотачивается только на человеке. Он смотрит на «летопись» планеты во всем многообразии. Нередко различия приводят к столкновениям, ведь Гайя, по мнению Латура, потенциальный враг для людей. Она больше не та Мать-Природа, которая не воевала с людьми по причине якобы неравенства сил и уверенности в идее «человек — царь природы» (что, конечно, никогда не было правдой).
Земля как Гайя больше не безразлична к нашим действиям.
«Жестокость поровну делится между двумя главными героями», как формулирует это Латур, имея в виду активность двух сторон — Земли и людей. Использование милитаристских сравнений здесь не случайно. Латур напоминает, что Лавлок мог бы описать Гайю как «воюющую» и «мстящую» людям. Тем более что сам Лавлок сравнивает положение людей на Земле с британской армией в июне 1940 года, «застрявшей в дюнах Дюнкерка, в полном отступлении, вынужденной бросить свое оружие, которое потом бесполезно лежало на пляже». Для двух ученых это общее состояние эпохи антропоцена: «антропоцен можно рассматривать не как великое вторжение природы, способное умиротворить все наши конфликты, а как всеобщее состояние войны», — замечает Латур.Мы приземляемся, и это важно
Латур вводит новые понятия, которые помогают подобрать новые инструменты для анализа Земли. Помимо геоистории особое внимание Латур уделяет понятию «приземленные» (the earth-bound). Он вводит его для описания нового типа отношений между планетой и ее населением. Приземленные — это коллективы различных существ, которые находятся в процессе более внимательного и аккуратного «общения» с Землей.Латур вводит следующую оппозицию: приземленные противостоят «людям». Этот антагонизм на первый взгляд может показаться непривычным. Однако здесь важно понимать, что подразумевает Латур, говоря о «людях» в таком контексте. Конфликт «людей» и приземленных похож на конфликт ученых: Латур сравнивает «людей» с учеными-естествоиспытателями — «теми, кто с гордостью говорит, что он „от Природы“». Такие ученые, как и «люди», наделяются Латуром следующими чертами:
Иными словами, «люди» и ученые — это те, кто предполагают существование в мире двух центров: природного и человеческого. Человеческий центр должен заботиться о природном, об этом говорят экологи и защитники окружающей среды. Однако для Латура допущение существования двух таких центров — уже большая ошибка, которая следует из убеждения в таком устройстве мира, где природа и человек — нечто радикально отличное.«…это несчастная фигура, вынужденная иметь душу, голос и место, но затем бежать от риска потери своего авторитета. Когда их атакуют, они бесконечно кружатся от природоцентрического взгляда на „знание из ниоткуда“ к лабораторноцентрическому взгляду, который, кажется, больше не может достичь завершения и определенности. Их единственное решение состоит в том, чтобы проклинать иррациональность и „релятивизм“ и с нетерпением ждать возвращения вчерашних дней».
Латур предлагает не просто отказ от центрального положения человека в мире в целом — напротив, нам следует обратить внимание на идею о том, что центр Земли везде, а окружность — нигде.
Здесь как раз появляется альтернативная фигура — приземленные. Перед ними стоит иная задача: открыть, что очень многие другие существа необходимы людям для продолжения своего существования на Земле. Латур наделяет приземленных несколькими чертами.«Новый Климатический Режим заключается как раз в том, что теперь непонятно, от чего зависит наше дальнейшее существование. В отказе от центрального положения нет смысла, так как нет окружности», — заключает Латур в книге «Где приземлиться?», близкой по тематике к его курсу лекций о Гайе.
Первая — это то, что приземленные являются настоящими, они реальны, они включены в жизненные и экзистенциальные процессы и не перекрываются авторитетом изучения природы и объективным взглядом на мир.
Вторая характеристика приземленных состоит в том, что они занимаются земной наукой. Она принадлежит Земле и осуществляется без разделения природного и политического или земного и человеческого. Земля протянута через все науки приземленных — именно так тавтологично можно сформулировать одну из их ключевых черт. Это важный ход и для геофилософии, так как эту идею можно расширить и сказать о существовании не только земной науки, но и земной философии, которой тоже занимаются приземленные. Сам Латур говорит о них так:
Таким образом, Латур проделывает немалый путь, чтобы прийти к выводу о Земле, которая проходит через все инструменты, аппараты, лаборатории и исследования земных ученых. Беря за основу теорию Гайи Лавлока и отталкиваясь от нее, Латур существенно ее развивает. Идеи геоистории и приземленных позволяют увидеть, как Земля в образе Гайи, живой системы и организма, врывается в человеческие практики, вступает в борьбу и дает сдачи, как любит говорить Латур.«Они принадлежат Земле, протянутой через их инструменты. Их знания простираются настолько, насколько они способны расширять, финансировать, исследовать, поддерживать датчики, которые делают видимыми последствия их действий. Они без колебаний признаются в трагической экзистенциальной драме, в которую вовлечены. Они смеют говорить, как они напуганы… <…> Их власть полностью политическая, поскольку они представляют агентов, у которых нет другого голоса и которые вмешиваются в жизнь многих других. Им позволено иметь интересы и раскрывать их в полной мере. Они без колебаний рисуют форму мира, номос, космос, в котором предпочитают жить».